- Дофига ж у нас всего по узбекскому языку. Включая словарь математических терминов. Толстый, кстати.
На что откликнулась коллега:
- Кстати, когда я недавно была в Башкирии, я наконец поняла, зачем они этого так много выпускают.
Примечание: специализированных словарей для разных областей «они» выпускают действительно много, хотя обычно это тоненькие такие брошюрки. «Они» - это представители систем науки и образования азиатской части нашего ближнего зарубежья.
И коллега рассказала. В Башкирии была она не одна, а с ещё одной дамой, которая башкирский язык знала весьма хорошо, не в последнюю очередь освоив его по таким вот словарям и методичкам. Столкнулись они в поездке с тем, что местные плохо понимают такой башкирский язык "из словарей". То есть вот говорит дама им по-башкирски нечто, а они часть слов просто не распознают как знакомые. И ладно бы это были совсем узкоспециальные математические термины. Проблемы возникали с гораздо более незамысловатыми вещами. Апофеозом стал момент, когда продавщица в магазине не опознала башкирское слово для зонтика (взятое из словаря, прошу заметить), и для продолжения эффективной коммуникации понадобилось применение русского слова «зонтик».
Тут полевые лингвисты окончательно убедились, что им здесь есть чем заняться - и пошли экспериментировать. В дополнение к прочим разговорам, они стали давать своим информантам местные газеты и просили подчеркнуть слова, которые те не понимают.
Подчёркнуто оказалось многое, и обычно это были башкирские эквиваленты (т.е. со строго местными корнями и словообразовательной структурой) таких русских - вернее, международных латинского происхождения - слов как «культура» или «организация». Простейшая проверка показала, что если сказать эти слова по-русски, то их прекрасно понимают и могут ими пользоваться. То есть на слабую образованность информантов и нехватку в их головах соответствующих понятий пенять нельзя было точно. Да и что делать с тем самым незнакомым словом для обозначения зонтика?
Ага, сказали коллеги. В принципе, ситуация уже выглядела вполне ясной, но некоторые вещи для честности в таких случаях проверяют.
Например, следует обязательно уточнить, какой именно язык для собеседника родной. А то окажется, что на самом-то деле он русскоязычный, несмотря на этническую принадлежность - а башкирский знает на полставки. Или он билингв. Или диглоссия в тех краях стала нормальным явлением. Тогда никаких дополнительных объяснений и гипотез не требуется: в этом случае ситуация будет нормальной и закономерной.
Проверили. Нет, не русскоязычные они. Мало того, часть информантов были даже не двуязычными, а прямо-таки почти не знали русского языка. То есть чуть-чуть знали, но так плохо, что можно не заморачиваться. Надо заметить, в тех краях никакого языкового сдвига не происходит и не предвидится. Нет причин наличие сдвиг подозревать, когда местные дети по-русски не умеют употреблять местоимения «он» и «она» (т.е. говорят по-русски «он» на девочку - эталонная ошибка типичного носителя тюркского языка, с другими языками не шибко знакомого).
Итак, гипотезу русскоязычности и даже билингвизма отвергли. Осталась несложная, в общем, версия, позволяющая свести в единую схему обилие словарей и странновато выглядящую языковую компетенцию живых носителей, а также использованный для этого текста тэг «норма».
описанное встречается не столь уж редко. Когда в словарях и официальной прессе напечатано одно, а живые люди говорят другое – можно уверенно ставить пометку «Обнаружено различие между стихийной и кодифицированной нормой». Причём различие может быть обеспечено не только и не столько тем, что стихийная норма постоянно меняется – но и тем, что кодифицированную норму создавали недавно, поперек и даже против сложившейся в языке/диалектах ситуации. Создавали, исходя из неких совершенно отдельных, внеязыковых соображений.
Составители словарей и грамматик, вообще говоря, могут писать работы двух принципиально отличающихся категорий: дескриптивные и прескриптивные.
Дескриптивные – это «так оно в дикой социальной природе выглядит». Такие работы опираются на собранный и структурированный материал наблюдений.
Прескриптивные – это «говорите и пишите вот так». Такие работы научными исследованиями, вообще говоря, не являются, а являются выполнением социального заказа (чаще всего – госзаказа).
В научных трудах именно поэтому принято подробно расписывать – как определяются объект и предмет исследования, какой материал использован, какие поставлены цели и задачи, каковы методы решения этих задач. Потому что практическая разница между «собрал примеры того, как живые люди говорят, и опубликовал статистически распространённые варианты» и «придумал из головы подсистему лексики языка с целью замены иноязычных заимствований на идеологически верный новояз» - так вот, эта разница весьма заметна на уровне результатов.
Впрочем, в прескриптивных изданиях описание целей и методов работы часто опускается совсем (в дескриптивных – сильно реже). Потому что если цель работы и методику описать напрямую, то вся работа начинает как-то странно выглядеть, особенно для целевой аудитории и для заказчика.
Правила из прескриптивных изданий после этого честно пытаются использовать во всех сферах, где возможен прямой контроль над их исполнением: официальные документы, государственный сегмент образования и так далее. Тут возникает бешеный спрос на переводчиков и иных людей, которые могут как-то во всём этом ориентироваться, потому что осваивать такой новояз – это, на самом-то деле, осваивать ещё один диалект/социолект, заметно отличающийся от родного. Причём, в отличие от результатов живых языковых процессов, нет никаких гарантий, что он будет нормально усваиваться, потому что предложенные варианты могут оказываться странноваты по форме и смыслу. Порой из-за этого они дольше живут в анекдотах и байках, чем в речи.
В целом же народ, как правило, на новояз переходить не спешит. Да и зачем бы ему? Есть диалектная либо заимствованная лексика, ею пользуются, понимают друг друга. Однако кодифицированная норма рекламируется теми, кто заинтересован в её существовании, и рекламные ходы эти хорошо заметны и известны; о методах рекламы говорилось в том числе и в предыдущих постах под тегом «норма».
via dreamer-m .livejournal.com
PS
по Украине
http://ukrstor.com/ukrstor/necuj-krivezerkalo.html написано еще в 1912м году
http://2000.net.ua/2000/aspekty/21340
http://leninskoe-zp.io.ua/s99925/
"В том, что украинский литературный язык создан на галицкой основе, по его мнению, были виноваты сами российские украинцы. Их, «даже сознательных патриотов», вполне устраивал русский язык, и создавать рядом с ним еще один они не желали. «И вот галицкие литераторы берутся за это важное дело. Создается язык для институций, школы, наук, журналов. Берется материал и с немецкого, и с польского, и с латинского языка, куются и по народному образцу слова, и все вместе дает желаемое – язык высшего порядка. И, негде правды деть, много в этом языке нежелательного, но что было делать?». Впрочем, уверял Стешенко, язык получился «не такой уж плохой». То, что он непривычен для большинства украинцев, - несущественно: «Не привычка может перейти в привычку, когда какая-то вещь часто попадает на глаза или вводится принудительно. Так происходит и с языком. Его неологизмы, вначале «страшные», постепенно прививаются и через несколько поколений становятся совершенно родными и даже приятными»."
