"Я буду жаловаться в Сфатул Цэрий!"
Остап Бендер
Жизнь мистична. Давным-давно обещанный уважаемому ureche , но все никак не складывавшийся ликбез, посвященный славному прошлому территории, ныне именуемой Республикой Молдова, и, в частности, одному из самых страшных беззаконний сталинского режима, как известно, беззаконно отнявшего у бедной Румынии часть её законной территории, родился именно сегодня, аккурат в семидесятую годовщину «бессарабской ноты» правительства СССР. За что, в первую очередь, следует благодарить нездорового человека по имени Михай Гимпу, поразившего очередным своим фокусом не только меня, но даже своих ко всему привыкших партнеров...
Цыганы шумною толпой
Бессарабская губерния, небольшой, пестро заселенный (молдаване, русские, включая будущих украинцев, евреи, немцы, гагаузы) треугольник, включающий в себя междуречье Прута и Днестра, а также Буджак, клочок земли в устье Дуная, доставшаяся России по итогам двух войн с Турцией, считалась в Империи одним из самых бедных, отсталых и дотационных регионов. Однако, известное дело, и пейзанки чувствительно любить умеют, под сению дерев пляша. К началу XX века своя интеллигенция имелась и там. Так что вскоре после отречения Государя, в Кишиневе, как и на других национальных окраинах началась бурная политическая жизнь, многократно усилившаяся после событий 24-25 октября. Советы, до тех пор – сравнительно с другими местностями – относительно тихие, воспряли духом, признали случившееся с огромным воодушевлением и заявили претензии на власть в крае. С чем, разумеется, не могли смириться политически осмысленные интеллигенты. 21 ноября (4 декабря) 1917 года на «военно-молдавском» съезде (что бы ни значило это странное название) представители местных ячеек общероссийских партий сформировали «высший краевой орган власти» - Сфатул Цэрий (Совет Земли), нечто вроде временного парламента. Сей орган первым делом объявил о создании «автономной демократической республики в составе России», после краткой дискуссии назвав ее не «Бессарабской», как предлагалось, но «Молдавской», согласно официальному объяснению, «из уважения к численно преобладающему народу» и быстро получили от Петросовета и Совета Народных Комиссаров во главе с Ульяновым-Лениным признание новой автономии, после чего 7 декабря Сфатул Церий сформировал Совет Генеральных Директоров, назначил уездных комиссаров, заявил о формирования армии. Однако реальных сил у этой говорильни не было, а Советы, уже имеющие Красную Гвардию и приступившие к разделу «боярских» усадеб между крестьянами, хотя и не проявляли враждебности, но на все попытки Сфатул Цэрий проявлять инициативу отвечали в стиле «А ты кто такой?». Аккерманский уезд вообще предпочел, заявив, что «молдаванам доверия нет», уйти под власть возникшей тогда же Одесской Советской Республики, созданной «Румчеродом» (рабоче-солдатским комитетом под руководством большевиков).
Край решал свои вопросы, не слишком оглядываясь на Кишинев. Каждое местечко и каждое село объявляли себя частью того, чего левая пятка желала: кто-то поднимал над управой триколоры Российской Республики, кто-то биколоры Центральной Рады, кто-то красные флаги Советской России или Одесской Республики. Кое-какие села и вовсе провозгласили суверенитет. Красота ситуации усугублялась еще и тем, что под знамена «автономной Украины» ушла и значительная часть русских войск, сражавшихся на Румынском фронте, а ныне получившая указание занять Жемчужину у Моря, так что на территории Бессарабии, помимо прочего, началась еще и одесско-украинская война, протекавшая с переменным успехом, но все же с преимуществом сил «вольного города». Обиженные на жизнь и совершенно не понимающие, что делать, лидеры Сфатул Цэрий (в основном, национал-демократы, хотя и республиканцы, однако неровно дышащие к пусть королевской, но Румынии,) втайне запросили Яссы (Бухарест был занят немцами) о введении в МДР войск Его Величества. Однако инфа просочилась в прессу и население, совершенно не желавшее уходить под Румынию, о порядках в которой было хорошо осведомлено, начало немножко свергать «национальное правительство», немедленно впавшее в истерику и сообщившее в Яссы, что готово принять помощь на любых условиях. После чего, уже безо всяких переговоров, 7 декабря 1917 года под предлогом закупки продовольствия два полка румынской армии пересекли Прут и заняли обширный плацдарм на левом берегу, - однако на Кишинев двинуться не смогли, поскольку дорогу им закрыли несколько сотен добровольцев, а румыны есть румыны. Зато начали активно зачищать села, не желавшие присягать королю Каролю. 21 декабря влиятельнейшая газета региона, «Бессарабская жизнь», опубликовала репортажи с мест, сообщив, что «сёла Погэнешть, Сарата Рэзешть и Войнешть окружены румынскими армиями, которые стреляют по населению и колют штыками людей». Сразу после этого по всей территории МДР начались демонстрации очень активного протеста. «Молдавское население, - отмечал лояльный к властям «Вестникъ», - и в особенности солдаты-молдаване возбуждены и разгневаны тем, что идут румыны, чтобы отобрать у них землю, добытую в результате революции, и свободу».
Новые центурионы
28 декабря в Кишиневе, через улицу от Сфатул Цэрий, появился «фронтовой отдел Румчерода», объявивший, что Одесская Республика не позволит «румынским боярам поработить дружественную Бессарабию», в ответ на что не на шутку перепуганный явной перспективой потерять власть Сфатул Церий большинством голосов постановил «просить Его Величество милостиво оказать помощь Республике для охраны складов, железных дорог и заключения иностранного займа», - и через три дня, 2 января 1918 года, две румынские дивизии, откликаясь на «призыв законных властей» перешли границу, сломили сопротивление постов милиции и заняли города Болград, Кагул, Леово и Унгены, а также несколько сел, где милиции не было вообще. Однако при попытке войти в Кишинев авангард королевских войск был остановлен частями одесской армии, поддержанной молдавскими частями, отказавшимися подчиняться Сфатул Цэрий, и без единого выстрела разоружен, а пленные под конвоем отправились в Одессу. Однако силы все-таки были неравны. Румынский Генштаб ввел в дело еще одну дивизию, и 13 января, после четырех дней жестоких боёв одесско-молдавские части покинули столицу, отступив в Болград. 15 января Сфатул Церий организовал пышное чествование «спасителя свободы» генерала Емиле Броштяну и опубликовал воззвание с призывом встретить «румынских братьев, как друзей и самых надежных защитников». Со своей стороны, бравый генерал Броштяну подписал распоряжение о «полной конфискации всего имущества, ранее принадлежавшего Российской империи и всех запасов продуктов питания в счет компенсации затрат и жертв, понесенных героической королевской армией», отдал приказ расстрелять в административном порядке, «за антирумынизм» , пятерых членов Сфатул Цэрий (четырех молдаван и одного украинца), ничуть не большевиков, а стопроцентных национал-демократов, имевших несчастье голосовать против заигрываний с братьями из-за Прута, и велел правильно мыслящему большинству быстро-быстро провозглашать независимость. Что и было сделано в ночь с 23 на 24 января 1924 года, сразу после получения Сфатул Цэрий известий о занятии румынами (силами уже четырех дивизий) Болграда и Измаила. Спустя несколько часов Одесская Республика официально объявила Румынии войну. Наутро о полной поддержке «свободной Бессарабии и братской Одесской Республике в борьбе с румынскими захватчиками» и «состоянии войны с Королевством Румыния» заявили власти Советской Украины и Советской России, направив в регион войска под командованием Михаила Муравьева. А к вечеру 24 января примерно в том же духе высказалась и Центральная Рада, сообщив, что город Хотин «входит в зону украинских интересов», так что все действия румын в этом направлении будут рассматриваться Киевом как casus belli.
Легионы идут за Данастр
О дальнейшем подробно рассказывать сложно. Смешалось все. В общий бардак внесли лепту австро-венгры, явочным порядком занявшие север теперь уже независимой МДР и немцы, неторопливо продвигавшиеся на Одессу. От этих страшных людей храбрые королевские войска, невзирая на обязательства перед Антантой, шарахались, как черт от ладана, зато, имея десятикратный перевес в силах, вовсю компенсировались на юге, занимая города и села, - правда, не раньше, чем противник, растратив небогатый резерв боеприпасов, отступал. Контроль, впрочем, распространялся не дальше околиц. Румыны злились, срывали обиду на пленных и мирном населении. Так, 7 февраля, сломав силами трех дивизий при поддержке тяжелой артиллерии оборону Бендер, защищаемых 2000 одесских солдат и плохо вооруженных молдаван-ополченцев, торжествующие победители согнали к зданию паровозного депо около трёх тысяч человек обоих полов, велели снять верхнюю одежду и целый день продержали на морозе, время от времени поливая водой. После чего по жребию расстреляли около пятисот, а остальных, выпоров шомполами, отпустили. Неудивительно, что в такой ситуации население, даже национально крайне сознательное, не говоря уж о нормальных молдаванах, а тем паче всего спектра этнических меньшинств, резко меняло ориентацию. Если ранее, по крайней мере, официально, считалось, что королевские войска оказывают «вооруженным силам МДР» помощь в «восстановлении порядка», то теперь «вооруженные силы» фактически перестали существовать. Их личный состав целыми ротами переходил на сторону «фронтового отдела», который успешно формировал новую армию в Белгороде-Днестровском, параллельно поколачивая время от времени пытающихся чего-то хотеть сторонников Центральной Рады. Так что, когда румынская армия, более или менее подмяв под себя Междуречье, попыталась форсировать Днестр, «фронтовой отдел» шустро развернул оборону. А когда Муравьев невероятно быстро, всего за сутки, перебросил к Днестру 3000 своих бойцов и солдат Тираспольского отряда Особой Одесской армии, румыны, получив несколько ощутимых пендюлей, предложили перемирие. Муравьев не хотел. Он бомбардировал Одессу, Харьков и Москву телеграммами, доказывая, что нужды в передышке нет, поскольку его и союзников сил вполне достаточно для перенесения военных действий на территорию МДР и Румынии «для начала с них свершения мировой революции». Но большевиков в этот момент больше волновала ситуация на Западном фронте, связываться еще и с Антантой у них не было ни сил, ни желания, так что 8 марта на высшем уровне (с румынской стороны – министром иностранных дел) был подписан «Протокол ликвидации русско-румынского конфликта». Согласно политическим («военно-практические» не в счет) пунктам, румыны, признав Бессарабию «территорией России», обязались «немедленно передать функции обеспечение порядка местной милиции» и «в течение двух месяцев покинуть занятые территории». Россия, со своей стороны, взяла на себя обязательство «решить путем переговоров с властями МДР, УНР и ОСР все спорные территориальные вопросы», а также «оказать максимальную помощь Королевству в случае угрозы ему со стороны Центральных держав». Гарантами и арбитрами на случай возникновения споров были (с их согласия) определены США, Великобритания и Франция. И все бы хорошо, но румыны, повторю еще раз, есть румыны. Через полтора дня после подписания «Протокола», когда войска Муравьева, срочно двинувшиеся решать новые проблемы, были уже далеко, королевские войска безо всяких предупреждений заняли Белгород-Днестровский, без особого труда сломив сопротивление немногочисленных, никак подобного зигзага столь скоро не ожидавших отрядов Особой Одесской армии. Война возобновилась, но к концу марта королевская армия все-таки прекратила огонь - по требованию немцев; те шли на Одессу и, желая делать это в спокойной обстановке, пообещали румын не трогать, если те будут хорошими и послушными.
Мозг нации
Пока гремели пушки, политики тихушничали. В марте 1918 года газеты опубликовали «Проект Конституции МДР», подготовленный группой кишиневских адвокатов. По европейским меркам, кстати, совсем неплохой, однако забавный в связи с тем, что «независимым и неделимым государством, чья территория не может быть отчуждена» объявляло себя нечто, ни единого квадратного метра этой самой территории не контролирующее. К тому же реакция румынского командования на факт появления «Проекта» была крайне неодобрительной, руководству Сфатул Цэрий, правда, в мягкой форме напомнили даже о печальной судьбе пятерки их «антирумынски настроенных» коллег, после чего руководители суверенной МДР начали челночить в Яссы на предмет «Чего изволите?». Заставив ходоков помучиться пару недель в ожидании, Его Величество и его кабинет изволили, наконец, пожелать, чтобы там, в Кишиневе, не маялись дурью с рефрендумами, а присоединялись к Королевству решением Сфатул Цэрий, - хрен с вами, на правах автономии. И 27 марта 1918 года состоялось заседание, впоследствии названное «великим». На голосование было поставлено предложение о «воссоединении Бессарабии с Румынией». Чтобы лучше думалось, здание «парламента» было окружено солдатиками при пулеметах и орудиях, а на самом голосовании присутствовали представители румынского командования с группой очень вооруженной поддержки. Тем не менее, легко не было. Лидеры немецкой, русской, болгарской и гагаузской общин заявили, что голосование вместо референдума противоречит закону, к ним присоединились молдавские «земледельцы» и республиканцы. Их, однако, никто не слушал. Дюжину самых буйных солдаты вывели из зала (правда, не расстреляли, но об этом коллеги узнали позже), и по требованию румынского генерала провели открытое поименное голосование. Решение было принято 86 голосами против 3 при 36 воздержавшихся. Правда, население, оповещенное о такой радости, на следующий же день начало реагировать неправильно – истериками, забастовками, демонстрациями, а кое-где даже взрывами складов и партизанскими вылазками, но румыны есть румыны, демонстрации он разгоняли вполне успешно, целых полгода не утруждая себя созывом Сфатул Цэрий. Аж до ноября. В ноябре же, накануне открытия мирной конференции в Париже, где Антанта и её союзники планировали расставить все точки над всеми «ё», хорошо отдохнувшим депутатам велели собраться на срочную сессию, открывая которую генерал Войтяну, генеральный комиссар Бессарабии, предложил собравшимся попросить Его Величество соизволить принять Бессарабию в безоговорочное подданство. Без всяких глупых оговорок насчет автономии. Что в ночь с 25 на 26 ноября и было сделано. Правда, с обеденного перерыва в зал заседаний вернулись всего 51 депутат из 125, но ведь из вернувшихся «за» проголосовало аж 45, а это, каждый подтвердит, абсолютное большинство. На протесты и меморандумы остальных, глупо требовавших признать судьбоносное решение недействительным на том основании, что в зале, видите ли, не было какого-то кворума, Париж отреагировал сперва холодным молчанием, а затем и намеком на то, что status quo Европа, видимо, признает (несколько позже, осенью 1920 года, так и случилось). Зато из Бухареста напомнили, что статью насчет 25 лет каторжных работ за «антирумынизм» из УК Королевства Румынии никто не вычеркивал. Намек был понят правильно, и когда 10 декабря король Кароль издал указ о роспуске Сфатул Цэрий, никто даже не пискнул. Тем более, что, согласно тому же указу, приличное поведение вознаграждалось креслом в парламенте Румынии. Однако «национальной элиты» на территории уже бывшей МДР имелось также и население…
Колонна
Прихода румын в Бессарабии не хотел никто. Но этнические меньшинства особенно. Если молдаване, по крайней мере, считались «почти румынами», хотя, конечно, испорченными и подлежащими перевоспитанию, то остальных официальные идеологи Romania Mare за людей не считали вообще. Особенно, конечно, украинцев, вторую по численности национальную общину края, компактно обитающую в районе Хотина, куда королевские войска вошли 13 января 1919 года, после ухода австрийцев и немцев и вопреки желанию местного населения, думавшего присоединиться к Украине (споры шли только, к которой из двух). К сожалению, ни УНР, ни УССР, занятые разборками между собой, в тот момент ничем, кроме официального протеста, помочь не могли, так что румыны вошли в город и с места в карьер принялись «румынизировать» его и близлежащие сёла, заодно подчистую конфискуя у крестьян излишки продовольствия и возвращая землю бежавшим помещикам. Что поделаешь, румыны есть румыны. Но все наказуемо. Уже 19 января с левого берега Днестра на правый переправились партизаны, до недавних пор воевавшие с австрийскими и немецкими оккупантами. К их отрядам, по составу сперва, в основном, украинским, мгновенно присоединились более ста сел, в том числе не менее сорока молдавских; румынская власть в уезде рухнула в течении нескольких дней и уже в ночь с 22 на 23 января повстанцы взяли Хотин, создали собственное правительство, в подражание правительству УНР названное «Директорией» и очень быстро сформировали вполне серьезную армию – около 30 тысяч человек (три пехотных полка, кавалерийский эскадрон и артиллерийская дивизия), вынудив Бухарест бросить на подавление почти весь состав королевских вооруженных сил и всю артиллерию. Бои за Хотин, тем не менее, продолжались почти неделю, но противостоять регулярной армии, да еще получающей постоянную подпитку от Антанты крестьянам все же было затруднительно. 3 февраля их отряды (и под их прикрытием 50000 беженцев), в полном порядке оставив город, отошли за Днестр и далее - соответственно политическим симпатиям - на соединение кто с войсками УНР, кто с подразделениями Красной Армии, а победители учинили вполне римскую по духу расправу над оставшимися. Артиллерийским огнём были стерты с лица земли 22 села вместе с жителями (то ли 11, то ли 15 тысяч человек), 600 заложников обоего пола были поставлены к стенке расстреляны без суд, запоротых и сосланных на каторгу в административном порядке никто по сей день не сосчитал.
«Показательный урок», однако, не произвел ожидаемого воздействия. Напротив, уже в мае, когда части Красной Армии под командованием Григорьева приближались к Днестру, а власти УССР по радио потребовали от Бухаресту немедленно вывести войска из Бессарабии и предать суду всех виновных в «хотинских убийствах», большевистское подполье взяло курс на новое восстание, - на сей раз в Бендерах. В ходе подготовки, правда, политическая ситуация изменилась (мятеж Григорьева, прорыв Шкуро под Волновахой), но отменить выступление было невозможно: румыны так достали всех, что взрыв все равно случился бы, и большевики предпочли не уходить в сторону. 27 мая Бендеры – вместе с крепостью - были освобождены. Однако сил у повстанцев было мало, помощи не предвиделось, так что к концу того же дня им пришлось оставить город и уйти за Днестр, уступив не столько румынам (их части боялись идти в бой), сколько французским колониальным частям, брошенным Антантой на помощь союзнику. Далее, как всегда, пошли расстрелы (по разным данным, от 150 до 500 человек), порки шомполами всех подряд и настолько жесткий зажим всего, что шевелится, что очередная и последняя вспышка открытого протеста случилась только через 5 лет, в Татарбунарах. Но случилась не по-детски: с 15 по 26 сентября 1924 года кровь лилась по всему югу края. Сформированный «бессарабской организацией КПР» ревком в считанные дни создал боеспособную Красную Гвардию (7 тысяч штыков) и провозгласил свой целью создание Молдавской Советской Республики на всей территории бывшей МДР. На подавление восстания королевское правительство Румынии направило более 25000 солдат с артиллерией, авиацию и флот, 19 сентября в ходе штурма Татарбунар применив даже химическое оружие. Не щадили никого. Только погибших в бою было позже насчитано более 3 тысяч, потери гражданского населения вновь никто не удосужился уточнять. Методы карателей ужаснули даже ничуть не симпатизировавшую «коммунистам» Европу: Лига Наций приняла специальное обращение с требованием положить конец расстрелам без суда и провести открытый процесс. На что королевское правительство охотно согласилось, заявив о намерении «показать всему миру, как Москва с помощью своих агентов организует мятежи», - и потерпело ошеломительное фиаско. На громком «процессе 500», призванному показать, что «население Бессарабии любит своего короля и Румынию сыновней любовью, а бунт в Татарбунарах – дело рук Москвы», обвинению так и не удалось предъявить ни одного доказательства «московского следа». Защита же, напротив, раскрыла международной общественности, с жадным любопытством следившей за ходом прений, весьма неприглядную картину происходящего в Бессарабии «под отеческой властью любимой Румынии», и, более того, еще раз напомнила Европе то, о чем Бухарест очень не хотел вспоминать: подробности «воссоединения» 1918 года. В итоге, не имея никаких козырей и лишенный возможности (хотя пытался) сделать процесс закрытым, судьи вынуждены были оправдать 416 обвиняемых, из 85 осужденных лидеров и полевых командиров лишь 3 получили максимальный (пожизненный) срок заключения, но обвинения в «измене и сотрудничестве с иностранными державами» были сняты и с них. С этого момента в Бессарабии был введен «особый режим» (цензура, ограничения на посещения края иностранцами и другие приятные вещи), действовавший до 1940 года.
Я отдам колбасу...
Неизбежным следствием «воссоединения» Бессарабии с Румынией стало возникновение т.н. «Бессарабского вопроса». РСФСР и УССР, а затем и Советский Союз категорически отказались признать право Румынии на Междуречье и Буджак, аргументируя отказ совершенно неубиенными доводами. Во-первых, тем фактом, что данная территория никогда не входила в состав ни Румынии, ни даже княжества Молдова, а досталась Российской Империи в 1812 году по итогам войны с Турцией. Во-вторых, все той же абсолютной беззаконностью «бескворумного» упразднения МДР в 1918-м, вопреки протесту большинства депутатов Сфатул Цэрий и без референдума. В-третьих, тем, что т. н. «Бессарабский протокол», подписанный в Париже 28 октября 1920 года, не был ратифицирован («по моральным соображениям») одним из государств-гарантов (Японией), он так и не вступил в законную силу, и следовательно, Румыния на территории Бессарабии оставалась оккупантом. Бухарест в ответ настаивал на том, что был кворум или не было кворума, а решение Сфатул Цэрий, пусть самураи хоть на ушах танцуют, все равно имеет силу народного волеизъявления. Жесткая, но юридически безупречная позиция СССР, в конце концов вынудила Лигу Наций настоять на проведении весной 1924 года в Вене специальной трехсторонней конференции по вопросу о Бессарабии, где советская сторона, повторив свои доводы, предложила два на её взгляд приемлемых выхода из дипломатического тупика: либо проведение в Бессарабии плебисцита под эгидой Лиги Наций, либо передачу спора на усмотрение международного арбитража в любом удобном для Румынии составе, однако румынская делегация, отклонив без объяснений оба предложения, 2 апреля прервала переговоры, заявив об «отсутствии заинтересованности в их продолжении». В ответ на этот демарш спустя четыре дня, 6 апреля, высокопоставленный представитель НКИД СССР сделал корреспонденту газеты «Правда» официальное заявление. «Мы не станем настаивать на возобновлении переговоров, поскольку не видим в этом смысла, - сказал он. – Однако впредь, до плебисцита или арбитража мы будем считать Бессарабию неотъемлемой частью Украины и Советского Союза». О дальнейших дипломатических баталиях, подчас весьма хитроумных и крайней интересных, говорить пришлось бы слишком долго, но чем все кончилось, известно. 26 июня 1940 года Вячеслав Молотов вручил румынскому послу Георге Давидеску заявление советского правительства, в котором говорилось: «В 1918 году Румыния, пользуясь военной слабостью России, насильственно отторгла от Советского Союза (Россия) часть его территории — Бессарабию — и тем нарушила вековое единство Бессарабии, населенной главным образом украинцами, с Украинской Советской Республикой. Советский Союз никогда не мирился с фактом насильственного отторжения Бессарабии…Теперь, когда военная слабость СССР отошла в область прошлого, Советский Союз считает необходимым и своевременным в интересах восстановления справедливости приступить совместно с Румынией к немедленному решению вопроса о возвращении Бессарабии Советскому Союзу… Правительство СССР выражает надежду, что Королевское правительство Румынии примет настоящие предложения СССР и тем даст возможность мирным путем разрешить затянувшийся конфликт между СССР и Румынией».
Такие дела. Ежели кто-то все еще желает поговорить о «незаконной сталинской аннексии законной румынской Бессарабии», - шаг вперед.
автырь