Солнце всюду - в лужах, мокрых оконных стёклах больницы, в осенних листьях клёнов.
Смотрю - на парковке перед больницей, девица в красном готовится, как видно, к дальней поездке: двумя пальчиками снимает с капота красного же «Пежо» осенние листья и относит их в стоящею неподалёку урну.
Прекрасная картина – красное, жёлтое, голубое. Но меня она не радует: эту lady in red я хорошо знаю. Она работает эндокринологом у нас в больнице, а её муж умирает от рецидивирующей опухоли мозга в нашем отделении.
Ladя эта - обморок для всех мужчин больницы и ночной кошмар их стареющих жён: миниатюрная золотоволоска, пахнущая ванилью. Если бывает голубоглазый бело – розовый зефир – то это она.
Начинаю разговор, который мы ведём с ней уже третью неделю. И всё с одним результатом.
-Ну, так что будем делать, Маша?
У Маши сразу краснеет носик и глаза наливаются слезой:
- У него такие боли! Может быть морфий надо?
- Ты же знаешь: не помогают опиаты при этих болях. Надо снижать внутричерепное давление. А в его случаи давление может снизить только операция. Удаление опухоли.
-Но вы, ведь, уже две операции сделали, а она всё растёт! Он так мучается!
- Две операции за шесть лет. Пять лет из этих шести он чувствовал себя хорошо, работал. Я тебе уже рассказывал, что у нас есть больные , оперированные 5-6 раз. Витю Костикова оперировали 12 раз. Живёт 20 лет уже.
Недавно всех на свадьбу к Наташе З. приглашали. Её оперировали 7 раз. Облучали, травили химией с 5 лет. Ты же сама её консультировала.
- Он уже не говорит и судороги эти страшные…
- Если бы он говорил и был адекватен, то мы бы у него спрашивали согласие на операцию, а не у тебя. Когда он был контактен, он всё с тобой советовался – «оперироваться, не оперироваться». Досоветовался!
- Операция…А потом опять облучение, химия? От этого волосы выпадают.
- Маша! Это не серьёзно. Операция в этом случаи простая. Я тебе уже сто раз всё показывал, рассказывал, рисовал. После операции боли пройдут, восстановится речь и движения в правой руке. У него появится ещё 2-3 года комфортной жизни. За это время, возможно, появятся новые химиопрепараты. Появятся другие возможности у радиологов.
- Ой, мне надо ещё подумать!
- Думай быстрее. Ты ведь после двух операций стала спецом по таким опухолям.
И еще раз скажу, Маша. Если ты так уж не хочешь, что бы мы его оперировали, то мы можем направить его в Бурденко….
-Ой, нет! Это ведь дорога… Чужой город, чужие люди…
- Маша! Давай так. Я даю тебе бланк информированного согласия на операцию и ты пишешь в нем, что от операции отказываешься и о последствиях предупреждена…
Голубые глаза Маши делаются особенно безмятежными:
- Вы же знаете, что я ничего подписывать не стану. И потом - юридической силы это согласие всё равно не имеет. Потом ведь можно сказать, что я не поняла, мне плохо объяснили…
-Хороша ты, Маша! И хорошо, что не наша…. Но я тогда, Маша, не могу гарантировать, что дежуранты не прооперирует его ночью по жизненным показаниям. Он – без сознания и, предположим, стал умирать: нарушение дыхания и прочее… Тебя не смогли по телефону найти. Так ведь уже бывало после второй операции: два дня тебя искали…
Согласись, что не будь ты нашей коллегой , мы давно бы поставили вопрос о выписке на лечение по месту жительства. У нас - нейрохирургия, а не хоспис…
- Ну, вот! Вы опять мне хамите! Вы всё время хамите! На что - то намекаете… Я так измучалась…
- Не знаю, как ты, а муж твой – точно мучается. Если бы были живы его родители, мы бы быстрее с ними договорились…
- Конечно! С его мамашей! Вот кто неадекватен то был - мамочка его! Это у них наследственное, наверное.
- Разве у его матери была опухоль?
- Нет. Но тупая – такая же….
- Короче, Маша. Завтра соберу консилиум, приглашу администрацию. Тебя пригласим. Сделаем коллегиальную запись. Ты подтвердишь, что от операции воздерживаешься. Не могу я за всё это один отвечать. Никто этого не поймёт: в нейрохирургическом отделении умирает больной, которому можно помочь, а мы - х@ем груши околачиваем. Всё ждём кого то…
-Ой! А у меня завтра – отгул. Хотела дома порядок навести.
- Маша, не буди лиха! Завтра в 13.00 будь у нас в ординаторской.
Откланиваюсь. Маша подаёт мне руку, как для поцелуя.
При её воздушности, кисть руки у неё оказывается неожиданно крупной и грубой.
Завтра точно не придёт. Что делать?
автырь
